— Кто будет съеден в среду? Вот тема нашего совещания. — Редактор патриотической газеты "Полдник", грузный старик с лицом, покрытым бородавками, оглядел подчинённых, сидящих на стульях вдоль стены. По средам сдавали очередной номер в типографию, и коллектив отмечал это символическим фуршетом, который на этот раз должен был стать праздничным обедом, поскольку приближался Новый год.
В России после тридцати лет санкций и импортозамещения царил голод, и было разрешено людоедство. Правда, выбор жертвы происходил путём голосования — в коллективе или в семействе — всё едино. Ведь правительство продолжало утверждать, что государство придерживается демократического пути развития.
— Братья и сестры, — проникновенно произнёс редактор, — в это тяжелое для России время, когда коварный Запад ополчился против нас, мы должны вспомнить древнюю традицию жертвенности. Быть съеденным за други своя — что может быть прекрасней! Коллега, который пожертвует собой сегодня, станет героем в глазах будущих поколений. Наши деды закрывали собой доты, а мы должны быть готовыми стать голубцами, гуляшом и котлетами ради сограждан! Может быть, найдутся добровольцы? — Поинтересовался он, памятуя, что в прошлую среду верстальщик, жестоко страдающий от похмелья, предложил нафаршировать себя. Однако все решительно отказались, поскольку считали его организм отравленным алкоголем. Тогда не съели никого, перенесли тяжёлое решение на следующую неделю.
Людоедство давалось россиянам нелегко, хотя нашлись идеологи, которые сразу подвели под это философскую базу. Евразийцы, к которым относил себя коллектив газеты, считали готовность нации к людоедству пассионарностью.
Церковь, надо отдать должное, впервые воспротивилась государственной инициативе, потому что людоедство уже ни в какие ворота не лезло, если подумать о десяти заповедях. Однако находчивые идеологи Кремля вспомнили о дохристианских временах, когда каннибализмом не брезговали в ритуальных целях.
Но вернёмся к совещанию.
— Какие будут предложения? — Напористо спросил редактор, останавливая взгляд на своём заместителе. Тот пожал плечами, уходя от ответа. Но решительно встал рыжий крепыш, менеджер по персоналу:
— Полагаю, наш бухгалтер Нина Петровна вполне подходит. Я уже подобрал ей замену. Кто — за?
Пышная Нина Петровна вскочила с места:
— Да вы с ума сошли, у меня полнота нездоровая — от сахарного диабета и водянки, у меня опухоли по всему телу! — И выхватила из кармана кучу медицинских справок, приготовленных загодя.
— Тогда администратор нашего сайта. Я сам могу заниматься его работой.
— У меня трое детей! Граждан с детьми есть запрещено — есть постановление. — Побледнел администратор, — и вообще, посмотрите на меня — кожа да кости.
— Можно сварить бульон.— Пробормотала молодая секретарша и привлекла внимание решительного менеджера.
— Как насчёт вас, милочка? Вы бездетная, в теле. Одна грудь на восемь кило потянет.
Но тут вмешался редактор:
— Вот, именно, молодая, с грудью, у неё всё впереди. Это наше будущее.
Насчёт сочной девицы у него были личные планы.
— Давайте съедим курьера Рабиновича. — Предложил отставник.
Курьер, пожилой мужчина, скромно сидевший в уголке, вспылил:
— Вот как? Видимо, потому что я еврей?! Антисемиты! Разжигание межнациональной розни! 282-я статья!
Упомянутой статьи в России страшно боялись. Теперь по ней сажали всех — от сельчанина, укравшего курицу, до журналиста, чихнувшего на лысину министра.
— Успокойтесь, никто вас не тронет. — Поморщился редактор.
— Я тоже другой национальности. Я помор. — На всякий случай сообщил его шофёр.
— Поморы это не национальность! Развели сепаратизм! Вот таких и нужно есть в первую очередь! — заявил ведущий журналист, ярый патриот.
— А ты попробуй. Я в спецназе служил, — прорычал шофёр.
— Давайте скорее решать, нам ещё рецепт согласовывать, — недовольно заметила бухгалтерша.
— А мне писать отчёт в полицию о добровольном самоубийстве. — Добавила секретарша.
— И вообще — хочется жрать! — Прямо заявил заведующий отделом политики. — Говорят, даже депутаты едят друг друга.
— Можно подумать, что со своей зарплатой они голодают. — Хмыкнула секретарша.
— По идеологическим убеждениям. — Проникновенно заметил редактор. — Они всё время спорят на тему, кто из них более предан Президенту. Первыми поели коммунистов — за то, что иногда поддерживали забастовки.
— Может быть, и у нас следует по идеологическим? — Спросила Нина Петровна. — Читала блог нашего фотографа, он считает, что в России нет свободы слова. Либераст!
— Мой аккаунт взломали, это не я пишу — вы докажите обратное! — Вспылил фотограф, который вовсе не хотел закончить жизнь в кастрюлях офисной кухни.
Репортеры, колумнисты, корректоры — все находили выход из ситуации. Но страсти накалялись. Лица наших добрых сограждан приняли хищное выражение, глаза горели. У кого-то урчало в животе. Перешептывались, что мясо незачем готовить — сырое даже полезнее. И среды дожидаться незачем. Кто-то нащупывал в кармане нож, кто-то достал и протёр носовым платком вилку…
— Довольно дискуссий. Съедим уборщицу бабу Машу. — Наконец отрезал рыжий менеджер. — Вон она — за дверью подслушивает, старая сплетница!
Уборщица — бойкая старушка, и впрямь подслушивающая разговор, ахнула и огромными прыжками, не соответствующими возрасту, помчалась вниз по лестнице.
— Лови, лови! — Закричали сотрудники, уже совсем теряя человеческий облик, и толпой вырвались из кабинета вслед за ней.
