Выход каждого нового фильма Вадима Перельмана — это событие: от дебютного "Дом из песка и тумана", отмеченного множеством наград, в том числе тремя номинациями на "Оскар", до недавней картины "Уроки фарси", ставшей сенсацией Берлинского международного кинофестиваля
Жизнь их создателя тоже полна неординарных событий и необычных сюжетных поворотов. Уроженец Киева в юном возрасте эмигрировал в Канаду, оставил университет Альберты, где изучал математику и физику, чтобы стать студентом арт-школы в Торонто, основал собственный продюсерский центр, переехал в Лос-Анджелес, снимал рекламное видео для ведущих мировых брендов, создал свой первый полнометражный фильм на студии DreamWorks Pictures, основанной Стивеном Спилбергом.
"Википедия" называет Вадима Перельмана "украинско-канадско-американским режиссером", но значительным этапом в его карьере была работа в российском кинематографе.
Вадим согласился поделиться с Каспаров.Ru своими наблюдениями о российском киносообществе и своим мнением о роли представителей творческого цеха в современной истории.
— Вадим, с большими промежутками вы работали над российскими проектами в течение десяти лет. Можно ли сказать, что вы были наблюдателем изменений в российском социуме?
— Скорее, не наблюдателем изменений, а очевидцем событий. Действительно, так получилось, что я был в Москве во время массовых оппозиционных митингов на Болотной площади и в Минске в 2020 году во время белорусских протестов, вызванных фальсификацией итогов президентских выборов. Я был, безусловно, эмоционально вовлечен в происходящее, но не могу сказать, что наблюдал изменения социума изнутри, так как почти не общался с представителями российского или белорусского общества вне пределов своих профессиональных интересов.
— А внутри российского киносообщества были настроения, движения, конфликты, связанные с установлением абсолютного авторитаризма?
— Насколько я знаю, нет. А вот после 24 февраля, конечно, начались и конфликты, и полярность мнений стала проявляться, приведшая лично меня к разрыву отношений со многими людьми.
— Что было причиной вашего решения принять участие в своем первом российском проекте и стать режиссером сериала "Пепел"?
— У меня был перерыв после окончания работы над предыдущим голливудским фильмом, мне понравился материал, и действительно было интересно снять фильм на своем родном языке.
— Главные роли в этом сериале исполнили Владимир Машков и Евгений Миронов. Оба они отличились, публично поддержав "спецоперацию Z". Как вы думаете, что ими руководствовало?
— Очень неприятно наблюдать за патологическим преобразованием людей, которых ты знаешь лично. Но, мне кажется, ими движут амбиции: быть на виду, так сказать, в первых рядах, заставлять о себе говорить, демонстрировать свой "патриотизм". Машков и до этого пытался быть в фарватере "генеральной линии", вступив в партию власти ("Единая Россия" — ред.). В каком-то смысле это чистый карьеризм. Возможно, определённую роль сыграло и то, что попытки ведущих российских актеров реализоваться в Голливуде ни к чему не привели. Для людей с большими амбициями это обидное поражение, так что их нынешние заявления и поступки, учитывая антиамериканскую риторику, — это и вымещение злости за непризнание или разочарование.
— Считаете ли вы, что поддержка войны нивелирует предыдущие достижения представителей первого эшелона российского творческого цеха?
— Нет, не считаю. Но все еще хуже. Люди, о которых вы говорите, поставили свой талант, свой авторитет, свою популярность на службу откровенному злу. И это увеличивает меру их вины и перед соотечественниками, мнением которых они манипулируют, и перед историей. Что касается истории, сейчас многие сравнивают Олега Меньшикова, подписавшего договор о сотрудничестве со Следственным комитетом, с его персонажем в "Утомленных солнцем". Но в советское время хотя бы не было принято афишировать свои отношения с Органами. Так что современная Россия превзошла в плане лицемерия даже Советский Союз.
— А если говорить о тех актерах, режиссерах, которые стараются жить интересами своей частной и профессиональной жизни и не обращать внимания на происходящее. Лени Рифеншталь вошла в историю кино как новатор жанра и получила два главных приза на Венецианском кинофестивале за фильмы, снятые при нацистском режиме. Можно ли оправдать безучастность к внешним проблемам человека, увлеченного своим делом и готового пойти на компромисс с собственной совестью, чтобы иметь возможность создать что-то значительное?
— Лени Рифеншталь, хоть и использовала новые режиссерские приемы, по сути снимала пропагандистские фильмы, так что послевоенный процесс денацификации ее коснулся непосредственно. Стремление заниматься чистым искусством не может оправдать неизбежного сползания в аморальность. Просто у кого-то этот процесс сползания осознанный, а у кого-то — подсознательный.
Британский социолог и историк Колинвуд (Robin George Collingwood — ред.) объяснял второй случай "коррумпированным сознанием". Суть его в том, что человек, который делает очевидные мерзости и подлости, не может находиться в состоянии, когда, глядя в зеркало, он себе говорит: я — подлец и негодяй. Это невыносимо, разрушается концепция "я", поэтому человек меняет картину мира, моделирует в своем сознании ту, при которой его поведение становится нормальным или даже благородным. Не видеть, не слышать, не понимать, для того, кто имеет глаза, уши и мозги, по-моему, противоестественно. И Чулпан Хаматова, которая говорит, что не замечала происходящего в стране, мягко говоря, выдает желаемое за действительное. Все всё понимают, как и люди, которые сидят в Совете безопасности России. Все делают свой выбор.
— Вы свой выбор сделали довольно рано. Правда ли, что вы настаивали на отъезде из Советского Союза, когда вам было всего четырнадцать лет?
— Да, я не видел перспектив для себя в этой стране и перспектив у страны. Мы жили в коммуналке в центре Киева, папа погиб в автокатастрофе. У мамы, конечно, были сомнения по поводу эмиграции, но я, в силу подросткового максимализма, был настроен решительно.
— Вы уехали из Киева в 1978 году. Вы разделяли Советский Союз и Украину?
— Совершенно нет. Для меня была одна страна, с общими правилами для всех и общими проблемами, но с центром в Москве, в которую стремились попасть все одаренные люди с периферии. И из Украины в том числе, потому что в Москве было больше шансов реализоваться.
— В кинематографе, конечно, это очень заметно. Вы знаете советское кино?
— Меня нельзя назвать киноманом, но я постарался посмотреть культовые советские фильмы — "Летят журавли", "Баллада о солдате" и другие.
— Фильмы, которые вы назвали, — о войне, но они имеют явное антивоенное звучание, что вообще характерно для советского кино. И они сняты за бюджетные деньги. Как по-вашему, модель государственного финансирования киноиндустрии жизнеспособна?
— По-моему, нет. Советские режиссеры сделали замечательные фильмы не благодаря поддержке государства, а вопреки ей. Кто те люди, которые принимают решение о запуске фильма в производство? Какие задачи они решают? Способны ли они оценить конечный результат работы команды? Вот сейчас мне товарищ прислал из Москвы синопсис, который выиграл в конкурсе на государственное финансирование. Вкратце: знаменитый иностранный музыкант попадает в зону проведения "специальной военной операции" и становится свидетелем зверств, которые совершает украинская военщина. Кому нужно это кино кроме режима, скажите, пожалуйста?
— Вы чувствуете свою сопричастность к происходящему в Украине?
— Безусловно. Чувство сопричастности к Украине появилось не вчера, у меня есть с ней профессиональные и личные связи. В конце февраля как раз должна была состояться ретроспектива моих фильмов в Киеве. Но то, что случилось после 24 февраля, сила духа, сопротивления, которую проявили украинцы, сделали меня эмоционально еще ближе к Украине. Я не просто внимательно слежу за происходящим, я сопереживаю всей душой. И теперь жалею, что не говорю на украинском.
— Вы хотели бы снять фильм о сегодняшних событиях?
— Это слишком общий вопрос. Все равно что "Вы хотели бы снять фильм о Второй мировой?". Должна быть прежде всего история, которая зацепит меня и зацепит зрителя, хотя, конечно, контекст событий, создающих эту историю, очень важен.
— Почти двадцать лет назад история Андре Дюбю "Дом из песка и тумана" так вас зацепила, что вы купили права на экранизацию бестселлера за собственные деньги, вообще не имея опыта работы в кино. Вы были уверены, что у вас получится реализовать этот проект?
— У меня был довольно большой опыт работы в рекламном видеопроизводстве. И мне казалось, что я знаю, как надо снимать кино. Ошибался, конечно (улыбается). Но в материале не ошибался. У меня вообще есть чутье на истории, я знаю, что понравится зрителю, что может его глубоко тронуть. Поэтому, да, я был уверен, что "Дом из песка и тумана" станет фильмом, моим первым фильмом. Повторюсь, это была и довольно нахальная уверенность в себе, и уверенность в том, что я смогу привлечь партнеров, и уверенность в том, что история идеальна для экранизации.
— Значит ли это, что вы согласны с Хичкоком, который говорил: "Для хорошего фильма нужны три вещи — сценарий, сценарий и еще раз сценарий"?
— Согласен. Но я бы дополнил — и хороший монтажер (улыбается).
— Всегда ли именно сценарий являлся определяющим фактором в принятии вами решения относительно работы в том или ином проекте?
— Не всегда, если вы про "Ёлки-5" (улыбается). Я понимал, за что берусь, только не понимал, зачем для этого фильма был нужен именно я. Но у меня тогда была личная причина согласиться на эту работу. Я был в ссоре со своей девушкой, которая сейчас стала моей женой, мне надо было поехать в Россию и запустить план восстановления наших отношений. Как вы понимаете, личная задача была решена. Профессионально это тоже было довольно любопытно. Стало очевидно, что прекрасные актеры, играя в кадре с посредственными, опускаются до их уровня. Но главное, оказалось, что смысл для меня в этом фильме был и стратегическим. Тимур Бекмамбетов оценил новеллу, которую я снимал, захотел со мной обсудить идеи, планы, проекты, которые у него были в работе. Так появились "Уроки фарси", которые меня захватили.
— Не было страшно браться за фильм о Холокосте после таких грандов, как Спилберг и Полански?
— Было другое чувство. Я чувствовал ответственность за результат своей работы не только как режиссёр, но и как еврей. Меня волновало, насколько я очеловечиваю гауптштурмфюрера Коха, одного из главных героев. Ведь рядом с любым концлагерем был поселок, в котором жили управленцы и персонал, работающие на этой фабрике смерти. Офицеры жили с женами и детьми. Я представлял себе человека, который утром уходит "на работу", прощается с женой, к которой он испытывает теплые чувства, и они оба знают, в чем состоит его работа.
Ханна Арендт (Hannah Arendt, немецко-американский философ еврейского происхождения — ред.), изучая природу зла, пришла к его очевидной банальности. Художественное воплощение зла тоже часто бывает банальным. Образы нацистов, созданных в том же советском кино, — это, как правило, какие-то жестокие бездушные нЕлюди, которых легко ненавидеть и совсем не хочется видеть равными себе. Ужас в том, что они подобны любому другому человеку, способны испытывать те же чувства, но поступками представителей армии зла руководит отравленное мышление или низменные инстинкты. То же самое сейчас происходит с солдатами и начсоставом российской армии. Да и с гражданскими лицами тоже.
— Что вам дала профессионально и эмоционально работа в российском кинематографе?
— Опыт, конечно, деньги и иногда гордость за результаты. (Сериал "Измены", снятый Вадимом Перельманом, был отмечен наградами ТЭФИ в категориях "Лучший телевизионный сериал", "Лучшая актриса сериала", "Лучший режиссер сериала", права на адаптацию сериала "Измены" купила компания Paramount Television — ред.) Но после 24 февраля я для себя закрыл тему российского кино.
— Есть ли у России выход из этой патовой ситуации?
— Для путинского режима, надеюсь, нет. Для самой страны — возможно. Начать, думаю, нужно с того, чтобы здравомыслящие российские оппозиционеры объединились с целью разработать программу трансформации России с новой антиимпериалистической идеологией, и представить ее как альтернативу и внутри страны, и за ее пределами.
